ИСТОРИЯ
Холодная зима 2004-го. Из чёрного неба с еле слышным шелестом падают
белые хлопья холодного снега. В тишине ночного Текутьевского кладбища,
рассадника всех окрестных готов, панков и патриотов, раздаётся звонкий
скрип снега под натёртыми до ослепительного блеска туфлями. Уныло
завывает пурга, ей вторит одинокая собака.
Тяжёлое дыхание сменяется зловещим шуршанием… и вдруг
раздаётся
музыка, голос мэтра Александра Розенбаума с надрывом поёт
«Заблудился в тёмном лесу я…». Табачный
кашель.
«Алё???» - ужасный крик заставляет звенеть кресты
на ночном
кладбище. К обмороженному уху прилипла холодная трубка. «Я. Я
х… я не знаю где я. На Текутии. Да. У меня новый проект.
Трупы
выкапываю.» – нормальный громогласный смех будит
старого
кладбищенского сторожа Алексея Олегича. «Короче, я выкопаю, и
если всё нормально – перезвоню».
Шорох, скрип, мат и звонкие удары стали по льду. Острый клык кирки
прорубает тёмный слой обледеневшей кладбищенской земли, хриплое
сигаретное дыхание прерывает звон разбитой бутылки. Кирку сменяет
лопата, разрезающая более мягкие слои почвы. Стук. Лопата упёрлась в
заиндевевшую крышку старого гроба. Острое лезвие топора тупится об
оледеневшие дубовые доски. «Давай сюды, милок!»
–
слышится надорванный голос гей - продюсера Макса ФоГеева, под
спортивными штанами наливаются силой насиженные мышцы, и под скрип
кожаной куртки, известный продюсер вытаскивает на свежий сугроб
заледеневшее тело…
С телом на плече, ночной продюсер покидает осквернённую могилу с
надписью на надгробии: Дмитрий Иванович Менделеев…
Выдержка из интервью продюсера Макса Фогеева газете
«ТруЪд»:
«… да, я выкопал тело Дмитрия Ивановича, так как
увидел
успех в его имени. Ну, посудите сами – бренд раскрученный,
имя
известное. Ведь все знают имя нашего великого химика, придумавшего
периодическую таблицу элементов? Тогда я решил использовать не только
его имя, но и телесную оболочку в шоу – бизнесе. Тем более,
что
сейчас готическая тематика очень популярна на эстраде. А так же, открою
вам небольшую тайну, у меня есть знакомый некромант Паша, который помог
мне это тело оживить…»
Воронежская железная дорога, старый осмотрщик проснулся от непонятного
гнетущего чувства. Часы показывали 2:00 – скоро пройдёт
скорый
поезд Тюмень – Амстердам. Время осмотреть стыки износившихся
путей и вновь погрузиться в сладкую дрёму в одинокой холодной сторожке.
Звёзды на небе горели ярко, освещая ночные рельсы не хуже фонарей,
которых не было уже давно, вследствие повального влечения местной
молодёжи к медным проводам.
- Ох, внучок, едри его мать… – ругался дед,
вспоминая, как
малолетний хулиган принёс в дом деньги с первого килограмма меди. Не
без помощи дедушки. Маленькой пенсии как всегда не хватало даже на
хлеб, так что кормила родная железная дорога, чем могла.
- Эй, отец! Можно обратиться? – сзади стояла тёмная фигура,
облаченная в чёрный плащ и блестящую аэродромную восмиклину шире плеч.
На ногах виднелись белые кроссовки.
- Да-а? – с опаской протянул дед, чувствуя приближение
инфаркта.
- Где тут железнодорожный музей у вас находится?
- Дык… Вон туда, пара километров будет. Только снега много,
-
расслабился дед. – А чего ето вам в нашем музее среди ночи
надо?
- Экспонаты посмотреть. – бросил странный незнакомец и его
фигура растворилась во внезапно начавшейся метели.
Выдержка из отчёта судебной экспертизы Центрального
Управления Внутренних Дел города Воронеж.
«… Замок депо был вскрыт отмычкой с
очень большой
аккуратностью. Отпечатков не обнаружено. Внутри находилось: три
старинных паровоза, железнодорожный инвентарь (хранился там, так как
другого помещения не было) в составе трёх лопат, одного молотка, двух
мётел. […] Ни один из находившихся внутри экспонатов не
пострадал и не был украден, за исключением слабого повреждения колеса
одного из паровозов, которые стоят тут уже более 50 лет. Из улик были
обнаружены: окурок от самодельной папиросы, разбитая бутылка из-под
пива, моча на одном из экспонатов…»
Выдержка из показаний свидетеля Прохорова Петра Емельяновича
по делу о вскрытии депо:
«…Ну, я вышел по нужде, стаю, значит,
мечтаю. Ну, о
девушках там, о том – сём. Знаете, я вот помню в молодости
ещё
была у меня такая Нюрка… Бой-баба… Как не по
делу?
Простите, гражданин начальник. Ну вот, стою, ссу… Ой, а
ничо,
что я ругаюсь? А писарь ваш так и пишет. Ничего? Ну откуда я знаю,
долго ли писал? Вдруг удар по голове и я упал. Только ноги видел. Нет,
сознание не потерял. Думал, убивать хотят, вот и притворился. А чего
делать-то? Помню на нём кроссовки были белые… в такую-то
пургу!
Знать не издалека шёл. Долго ли лежал? Дык, долго тут пролежишь лицом в
моче и с хреном в снегу??? Я ему заорал, значит «Ты кто
такой,
говорю?». Ну он тут на меня кинулся, начали драться, я его
так
кулаком… а он… не, ну я ему в зубы! Как на войне,
помню с
фашистами! Патронов-то нет! Брали каску в руки и по зубам
их…
Как, меня по зубам? Не надо, гражданин начальник, я буду по делу
рассказывать. В общем, я его почти одолел, да пожалел гада…
А он
вскочил, да как даст! Вот тут я и отключился… Проснулся
дома,
ведать всё-таки пожалел фронтовика…»
В вой ветра, подчиняясь какой-то невообразимой гармонии,
вплетался тихий звук журчащей струйки.
- Слышь, дед! Я тут экспонаты гляну? – раздался хриплый голос.
- Чего? – обернулся писающий дед, но бутылка перед его
глазами закрыла лицо незнакомца. – А, конечно! Гляди, гляди!
Белые кроссовки прошли по чистому снегу – к утру всё равно
все
следы заметёт. Замок поддался после первого пинка. Он просто был
открыт. Далее дело было нехитрым – соскрести биоматериал с
поверхности колеса паровоза… Того самого
паровоза… Что
сбил Анну Каренину. И вот, остатки Анечки уже в герметичном контейнере
производства спичечной фабрики «Огонёк».
По чёрным обоям ползла зловонная плесень. На чёрной люстре висел чёрный
плафон. Из трещин в чёрном потолке сыпалась зловещая чёрная штукатурка.
Из чёрных колонок доносился траурный вой органа... За тонированными
окнами проблёскивала полная луна... Булка чёрного хлеба одиноко лежала
на чёрной разделочной доске, а непочатая бутылка чёрной газировки
леденела в черном, как нефть холодильнике….
В кипятке молочно-белой ванны, пребывая мыслями в чуждых измерениях,
выполнял омовение обнажённый некромант Паша. Его распаренное голое тело
было густо натёрто солью и салом пятидесятилетних девственниц, на белом
кафельном полу стояла серебряная чаша с разного рода ингредиентами,
необходимыми для выполнения ритуала... В воздухе витал сладковатый
аромат разложившегося трупа, щекоча чародею ноздри орлиного носа.
Омовение тянулось медленно - вода должна была принять настроение
заклинателя, проникнуться его тёмным стремлением и почернеть от смытой
духовной грязи. Паша думал о вечности, о её пустоте и наполненности, о
её бесконечной ограниченности... Так он медитировал пока не понял, что
всё готово. Процесс начался...
Серебряная чаша была опрокинута в ждущий кипяток ванны. По бурлящей
воде поплыли ингредиенты дьявольского ритуала: пельмени, макароны,
горох, пузырьки подсолнечного масла обволакивали томатную пасту и
зелёный кусок древнего дарницкого хлеба... Паша варил сам себя в
зловещем некромантском супе...
Некромант вылез из ванны. Капельки подсоленной воды стекали на белый
кафель, оставляя на коже жирные следы. Распахнулся чёрный зев ужасающей
стиральной машины, и наружу было вынуто разбухшее гниющее тело Дмитрия
Ивановича Менделеева. Вода запузырилась, обволакивая некроманта паром и
вонью, труп был погружен в ванну...
Паша зажёг свечи и выключил свет. На полу раскинула свои крылья чёрная
пентаграмма, по потолку стелились зловещие кровавые письмена. Тишину
нарушал лишь треск церковных свечей и капанье воды. Тихий, писклявый с
надрывом голос взвился к потолку, заставляя пламя свечей дёргаться,
оставляя на стенах пляшущие тени...
- О Бог Исподней Тьмы, Король Низиков вызываю к тебе! Разгони своей
чёрной нахлобучкой астральную падеру! Так... лук, вроде, не забыл... О
Лорд Глубин! О Лукавый!
Бормотание внезапно прервалось, хлопнула дверь, потушив свечи... На
чёрном кожаном диване лежал чёрный переплёт книги по чёрной науке
Соп-Ромат. Читать при чёрном свете было трудно, но некромант крепился.
Его чёрные зрачки бегали по чёрным буквам на чёрной странице, а в
чёрной душе росла чёрная тревога относительно завтрашнего чёрного
экзамена...
... молния ударила в чёрный рубероид крыши... повернулась чёрная ручка
двери, но некромант - строитель Паша уже стоял в середине комнаты в
спасательных трусах из чёрного леопарда... Со скрипом отворилась дверь
ванной комнаты... мокрые ноги прошлёпали по чёрному паркету, оставив
яркие белые следы. Дмитрий Иванович ушёл.
Белые кроссовки распахнули сейфовую дверь. Тёмная фигура вошла в ночную
лабораторию. На стенах плясали блики электрических разрядов, гудел
пятидесятитонный трансформатор.
- Коля! Всё готово?! - заорал трезвый и поэтому злой продюсер.
Хилый лаборант в очках нервно закивал, и дрожащими руками принял
заветный спичечный коробок.
- Материал здесь? - вякнул лаборант.
- Чё-то мне кажется, что ты, чайка, не по сезону шелестишь? - рявкнул
Фогеев, но лаборант уже бежал на второй этаж сжимая коробок.
На огромном блестящем хирургическом столе была распята испуганная
обезьяна по кличке Валькирия.
- Вот, обезьяна. Но, понимаете… другого материала нету,
только эта… А она заражена вирусом иммунодефицита…
- Время - деньги. Потом разберёмся. С тебя косяк, если чё. Завтра
обсудим в нашем месте, зови старших. Всё равно не помогут.
Трясущийся лаборант нервно покивал и бросился к микроскопу.
Тонкий пинцет расщепил ржавчину с колеса паровоза. Острый глаз,
усиленный микроскопом, выделил единственную оставшуюся молекулу
ДНК…
- Ты чё, в шары долбишься, сявка??? Там весь материал, я проверил!
…цепь ДНК была трижды проверена педантичным лаборантом
–
разрывов не было. Идеальный материал, с точки зрения генной инженерии,
если учесть то, сколько лет там пробыли останки Анны
Карениной…
- Я тут у тебя в лаборатории покурю? Дым помогает проведению
эксперимента… - Фогеев смачно затянулся и заржал, выплёвывая
облака ядовитого дыма.
… «спящая» клетка, несущая в себе геном
Анны
Карениной бала помещена в активную биологическую среду. Мощный
биогенератор начал работать на предельных оборотах, наполняя среду
питательными веществами и вскоре клетка проснулась и начала
делиться… Лаборант устало протирал толстые очки.
- Вот помню я магазин «Хлебный» у себя на районе,
где
постоянно очереди были, потому что, марамойки, не хотели нормально
работать, так вот ты лярва делаешь всё ещё медленнее, у меня уже трубы
горят, - продюсер замолчал и уставился в левый верхний угол лаборатории.
… клетка продолжала делиться. Биогенератор качал питательную
среду… как внезапно отключился свет. Лаборант встрепенулся
как
петух на жёрдочке, и метнулся к распредщиту.
- Помнится, было мне 13 лет. Мы с пацанами тогда всё по подъездам да по
подъездам… На учёбу-то времени совсем не
оставалось… Ну а
деньги-то как-то надо зарабатывать? – Макс высморкался на
операционный стол, утёр скупую слезу и продолжил. –
Постоянные
семейные эти тёрки по поводу учёбы меня достали в конец и я ушёл. Слава
богу, была пара знакомых пацанов, более матёрых, которые сами могли
себя обеспечить – подрабатывали охранниками в игровых
автоматах.
И так же в свободное время расслаблялись с нами в подъездах. Мишаня
особенно… Ты где там, шалава сизая?…
Свет включился, лаборант выбежал из-за спины продюсера, на ходу вытирая
руки ветошью, снова приник к микроскопу.
- .. Так вот слушай меня, петушок… - протянул Фогеев, но
лаборант продолжал работу, с непроницаемым лицом. – Помнится
мне
Налим спёр где-то кассету с настоящей музыкой. Очень популярной в то
время. Ну там шлягеры всякие… Называлась «Золотая
Коллекция Шансона the Best 100% лучшие хиты». А Валеркин
магнитофон так её изжевал, её мать, что осталось нормальной только одна
песня… Ну и я понял, на, что хочу делать музыку. Ну, чтобы
бабки-то были, чтобы кассет этих было по самые гланды, а не одна, и
чтобы мои мысли услышали люди. И тогда я решил стать продюсером. Пацаны
мне помогли в сборе денег, - Фогеев хохотнул, потом вдруг посерьёзнел и
буркнул. – Иди за пивом. Я закончу.
Выпихнутый за шкирку лаборант скатился по крутой лестнице лаборатории и
нехотя пошёл за покупкой.
Продюсер взял колбу и ацетон. Повертел их в руках. И без единой мысли,
что делать дальше глотнул из бутыли. В голове просветлело. В руках
оказался лакмус фиолетовый, и, вспомнив чему учили в школе, Фогеев
понял, что ничего из этого вспомнить не может. Зачерпнув делящиеся
клетки из реактора собственным кроссовком, потому что ничего лучше не
оказалось, продюсер влил субстанцию в огромный технический шприц. Игла
диаметром 3 миллиметра с хрустом вошла в красный зад обезьяны. Животное
задёргалось и заверещало, неистово дрыгаяя ногами.
- Первый раз? – сочувственно спросил продюсер и успокоил
животное, двинув с ноги в челюсть. Обезьяна резко затихла.
Игла внезапно сломалась. Кровь полилась на блестящий стол, зловеще
мерцая в лучах ультрафиолета.
- Ё-ё… - протянул продюсер, и плеснул на рану йода.
Новой иглы не оказалось, но полшприца, влитые в обезьяну, немного
успокоили его порыв. Он решил перейти ко второй стадии имплантации.
Засунув пластиковую трубку в анус обезьянке, Фогеев со всей мочи дунул,
чтобы ускорить процесс проникновения генов. Понюхал. Из задницы пахло
калом.
Третья фаза операции началась с подключения маленького тельца к
трансформатору. Разряд в 220 вольт подкинул обезьяну над столом и снова
выбил пробки во всей лаборатории. Но продюсер не сдался – он
достал телефон, и в его свете различил две бутылки. На одной было
написано «керосин», а на другой был наклеен
странный знак.
Решив, что керосин обезьяне не поможет, Макс взял вторую. Облив половые
органы обезьяны биологической заразой, Фогеев закурил и включил на
телефоне музыку. Батарейка села. Но операция ещё не была завершена,
продюсер понял это, когда обезьяна ещё подавала признаки жизни. Цепкие
руки пошарили по стенному шкафу, вывалив часть его содержимого на
кафельный пол, но уцепили-таки объёмистую тяжёлую колбу. Еле устояв на
скользком от его деятельности кафеле, продюсер пошёл на звук. Обезьяна
тихо материлась.
Продолжалось это не долго, пока продюсер не вылил на животное
содержимое колбы. Обезьяна издала невозможный в этой вселенной звук и
затихла. На палец продюсера случайно попала капля раствора и тут же
принялась всё щипать. «Едири твою в коромысло»
–
выругался он и прижёг разъеденную рану сигаретой. Вдруг Макс понял, что
он будет делать дальше… руки сгребли со столов различные
препараты, в ход пошли мази, растворы, вазелин… Подключена
искусственная почка, капельница, клизма… Ничего не разбирая
в
темноте, ругаясь матом, чтобы казаться грознее, продюсер смешивал и
использовал препараты: слабительное, снотворное, умственные
стимуляторы, антидепрессанты и радиоактивные антидоты. Вколов половину
из этого в себя, весёлый продюсер с резко подстёгнутой умственной
деятельностью и спазматическими попытками сдержать начинающуюся диарею,
стал ожидать лаборанта.
Волоча за собой две бутылки пива, пьяный лаборант ввалился в тёмную
лабораторию.
- Чё произошло? – икнул он и принялся вставлять выбитые
пробки.
Вспыхнул свет, и тут же пронзительно заверещала сирена биологической
опасности. Свинцовые пятидесятисантиметровые щиты начали закрывать
лабораторию от внешнего мира…
Фогеев со зверской рожей напряжённо испражнялся в углу…
Часть
стены была густо измазана вазелином… Пятно отвратительной
пузырящейся слизи медленно разъедало белый кафель
пола…
Операционного стола практически не было… На ещё шевелящихся
остатках обезьяны вспухали зеленовато-фиолетовые грибовидные
образования, из кровоточащих волдырей текла белая слизь…
Искусственная почка перекачивала жидкость из кофеварки в карман
висящего на стене халата… Клизма торчала из капельницы.
Протрезвевший лаборант дёргал себя за оставшиеся волосы, и что-то
нечленораздельно мычал, колотя головой по трансформатору…
А Фогеев всё это время безбожно срал.
Выдержка из интервью продюсера Макса Фогеева газете
«ТруЪд»:
«…ну а когда я понял, что всё готово, то положил
обезьянку
в полиэтиленовый пакет и ушёл домой. Животное, нёсшее в себе зародыш
нашей бэк-вокалистки, росло не по дням, а по минутам. И животик тоже. Я
даже нанял специальных людей, чтобы они присматривали за Валькирией.
Она мне стала как дочь».
Экстренный выпуск новостей.
«Сегодня ночью в 3:47 по московскому времени произошла авария
на
засекреченной военной лаборатории. По понятным причинам, мы не можем
сообщить вам о местоположении лаборатории. По предварительной версии
следствия, авария произошла по причине халатности персонала. По нашим
данным в момент аварии в лаборатории находился только младший лаборант,
который сейчас проходит лечение в психиатрическом диспансере. Власти
уверяют, что опасности биологического заражения нет, но к лаборатории
стянуты батальоны биологических войск и химзащиты».
4:00 утра, температура поднялась до отметки –36.
Пронзительный
холодный ветер овивает овальные края черной восьмиклины, оставляя
противный вой и свист в оголенных ушах. Замерзшие сопли блестят при
свете луны на красном, как помидор лице. Промокшие насквозь
«алладины» из настоящего дерматинового аллигатора,
давно
перестали греть ноги. Но одна деталь все же помогает идти нашему
продюсеру. Ведь он несет с собой вечный огонь, горение которого
поддерживает исключительно хмель.
Полиэтиленовый мешок уже почти разъело несмотря
даже на
холод. Нужно было что-то делать. Фогеев решил найти некроманта Пашу.
Улица озарилась экранным светом новоотработанного телефона.
Ночью некромант Паша обычно режет кошек и пьёт кровь девственников с
сорокасантиметровыми гениталиями, но в этот раз он пил только чай.
За чёрным столом покрытым чёрной скатертью с чёрными цветочками и
розовыми стробоскопами сидел жуткого вида радиоактивный монстр из
семейства чернобыльских квази-субличностнообладающих форм
мета-псевдовселенской жизни и пил светящийся чай, причмокивая
ложноножками и прихлопывая ложноручками.
- Грибки-то у вас нынче какие? – спросил Паша, отхлёбывая из
своей кружки и поглядывая на брызги слизи на стене.
- Прябам кхроумпф дуляква картари! – с гордостью пробулькал
монстр, орошая стол радиоактивными выделениями.
- Понятно… - протянул Паша, сбрасывая светящиеся слюни
свинцовым совком со стола. Тут в дверь позвонили.
На пороге стоял трясущийся Фогеев, с восьмиклины свисали длинные
сосульки, из красного носа со свистом вырывался пар, расширенные зрачки
смотрели сквозь стену на спящих соседей, но побелевшие обмороженные
руки сжимали ручки, оставшиеся от разъеденного пакета.
- Ручки от пакета… - возбуждённо констатировал Павлик.
Фогеев вышел из транса и уставился две синих ручки, дико вращая глазами.
- Где эта ядрёная макака? – простучал зубами он, пытаясь
заставить работать застывший мозг.
Ядрёная макака вышла из-за спины продюсера и, обронив зловещее
«Здравствуйте», села пить чай. Из разъеденного
кислотой
черепа торчал мозг, зелёно-фиолетовые наросты покрывали почти лысое
тело, под кожей что-то ползало, а три безумных глаза смотрели друг на
друга.
- Курива сольто кхимарва кусямва? – спросил радиоактивный
некромантов гость, размешивая ложку в стакане вилкой.
- Питракхвы аряква сепультявки – серьёзно ответила обезьяна,
размешивая чёрный сахар в чёрной сахарнице.
- Это кто такой вообще? – осведомился незадачливый некромант
у обезьяны, указывая на гостя.
- Суб-гуманоидная квазистенциальная пространственная единица,
излучающая ЛСС – радиацию в звуковом эквиваленте на площадь
равную половине гипотенузы штанов Пифагора на гектар, засеянный
сверхорганизованными озимыми культурами гамма-пшеницы. Зовут Лелека.
– протелепатировала Валькирия и упала лицом в чёрные
плюшки…
- Это чё за фраер недодрюченый? – промычал продсер, пытаясь
стряхнуть примёрзшие туфли.
- О, - с гордо приосанился Паша. – Это воплощение чистой
радиации
в нашем мире! Я сам его вызвал с помощью чёрного ритуала вызывания
воплощения чистой радиации! Десять лет я искал в областной библиотеке
этот древний некромантский фолиант…
- Чифирнуть бы ништяк, дак голяк! – умозаключил Фогеев, и
принялся рыться в морозилке, откуда извлёк пакет чёрных пельменей.
– А чё у тебя в холодильнике света нет?
- Это особый некромантский чёрный свет, - снова с гордостью пояснил
некромант. – Нам по кодексу Сатаны другого не
положено…
- То-то я смортю у тебя в квартире всё время темно. Только этот
вертухайчик и светится. – Фогеев кивнул на Лелеку и заварил
себе
чёрного чаю так, что даже чёрная кружка стала ещё темнее.
Затем он набросал в чай пельменей и стал вылавливать всплывающие
– те, которые уже сварились.
- Вчера я производил тёмный ритуал вызывания…
- Заткнись, сявка, - буркнул Фогеев и вышел из кухни. – А где
горилла?
Обитатели квартиры вместе с Лелекой и сожителем Паши Сатаной бросились
искать незадачливую обезьянку. Она сидела на чёрном унитазе и щекотала
свой мозг странного вида магическим жезлом. Из деформированной пасти
свисали светящиеся слюни, а глотка издавала булькающе –
хихикающие звуки. «В ад твою мать!» - ругнулся паша
и
отобрал у Валькирии фаллоимитатор, который тут же сграбастал Сатана.
Обезьяну тут же заперли в клетку, которую соорудили из полочек чёрного
как нефть холодильника, заткнули оба рта, задницу и завязали глаза.
Обезьяна тихо матюгнулась и уснула.
- Вертухайчик твой, я смотрю, с Валькой поладил, ёптыть, так
что пусть за ней и следит, - заключил Фогеев и ушёл курить.
- Нахмине хурямба такавать? – возмутился Лелека, но его никто
не спрашивал.
Снова зазвонил чёрный звонок звуком, от которого мороз проходил по коже
и кровь в жилах сворачивалась комками ужаса.
- Кто там? – игриво осведомился некромант, лаская ручку на
двери.
- Открывай давай, а не ручку мастурбируй! – прорычал из-за
двери
раздражённый Дмитрий Иванович. В лучах чёрного света Паша заметил
насколько он помолодел после осуществления ритуала – ну и
правильно, не стариком же ему ходить, чего доброго опять сдохнет, надо
будет всё сначала начинать…
Пришёл Фогеев с дымящейся папиросой и по привычке попросил закурить.
Потом понял свою ошибку, и в придачу к закурить попросил ещё и на
проезд, позвонить телефон с камерой и mp3, а так же осведомился с
какого района Менделеев с Пашей.
Продолжение следует…
